Столько сугробов в середине марта эти люди еще не видели! Беженцы из прифронтового поселка Зайцево гостят у нас уже вторую неделю, но пока привыкают к новому для них региону. Сугробы особенно восхищают. Расстраивает, что не мягкие. Подтаяли, лицом в них уже не упасть. Но самое кардинальное для них – другой часовой пояс. Люди раньше жили по московскому времени. Вставать и ложиться теперь приходится на целых два часа позже. Медленнее всего привыкают дети. Непривычно высокое и спокойное небо. А еще в лесу, который находится рядом с «Олимпией», под сугробами не прячутся мины. Двенадцатилетняя Маша Рыжкова вместе с сестрой и другими детьми гуляет там практически каждый день и очень хочет поскорее сесть за парту.
С миром
На базу к беженцам журналистов и кого бы там ни было стараются не пускать. Чтобы никто не тревожил людей своими расспросами о том, что они видели, как жили и спасались. То, что в принципе приехали в Югру живыми, большая удача. Люди вырвались с настоящего поля битвы.
В этом материале, кстати, не будет ни одной оценки самих военных действий. Он про людей. Простых. Мирных. Их оружие – кухонная поварешка да огородная тяпка, чтоб картошку окучивать.
Сестры Рыжковы приехали в Сургут со своими детьми. На Родине у них осталась старенькая мама. Сказала, что не бросит дом. Мама самоотверженно решила приглядывать за имуществом. У них обычный деревянный дом и целых два огорода. Это круто. Потому что есть, где сажать ту же картошку и другие овощи, и зелень. А значит, будет что поесть. Главное, чтобы было кому за всем этим ухаживать. Большинство магазинов ведь там разрушено.
Кстати, дома еще есть куры. По 13 штук всем, у кого есть сараи, раздавал Красный Крест. Рыжковым повезло, что сарай у них был. Несушки хорошо обеспечивают семью яйцом. Связь с мамой через «Одноклассники». Телефон – самое важное, что женщины взяли с собой из дома.
Мама пишет, что сейчас очень страшно. У нее слабое сердце. Дочери надеются, что корвалол поможет пожилой женщине дождаться их. Недавно она рассказывала им, как со всех ног в сапогах бежала через весь дом в дальнюю комнату, спасаясь от осколков снарядов. Окна, двери – все дрожало. Слава богу, что ее сердце такие нагрузки пока что выдерживает.
Там дом
Для этих людей главное, чтобы было куда вернуться. Вернуться домой они хотят обязательно. В далекую и неизвестную им Югру приехали ради детей. По крайней мере, пока что у них такие мысли.
– Ладно, нас убьют – детей жалко, – говорит мама Татьяна.
У ее сестры Аллы муж погиб в 2020–м. Мирный. Оружия в руках не держал. Ехал в машине с родственниками. Прямое попадание. Женщина разом лишилась мужа, брата и дяди. А невидимые осколки навсегда осели в сердцах близких.
– Там люди живут одной секундой. Я еще утром разговаривала с мужем. А через три часа мне звонят и сообщают, что его больше нет. Я была в шоке. Он работал, обеспечивал нас. Тогда у нас ребенку младшему только два года было. Я даже к гробам не могла подойти, все мама делала, – со слезами рассказывает Алла. – Однажды снаряд попал к нам во двор. А мы были на огороде, пололи картошку. И вдруг муж резко бросает меня на землю. И над головой свистят пули: чиу, чиу, чиу… Спас меня.
Они с сестрой практически восемь лет не были толком на кладбище. Оно находится близко к условной военной границе. Только однажды женщины решились навестить могилки близких и попали под обстрел.
– Мы пошли с мамой, ее оставили подальше ждать нас. Потому что, если вдруг нас убьют, хоть кто–то будет с детьми, удочерит и усыновит их. И в нас стали стрелять, хотя мы–то были без оружия. Сначала предупреждающие выстрелы. А если человек не уходит, то стреляют прямо в тебя. Вот мы сидели за могилами, за памятниками прятались, – вспоминает Татьяна.
Маша из Горловки
Женщины, кстати, свободно говорят на русском языке. Ну, с очень легким акцентом на такое мягкое «гхэ». Звучит приятно. Ухо совсем не режет. Сестры еще не знают, сколько пробудут на Севере. Детям пока здесь нравится. Во время нашего разговора самый младший четырехлетний Дима крепко спит, обнявшись с железной машинкой. Говорят, если вытащить игрушку у мальчика из рук, он сразу проснется.
Старшие – Ира и Маша – активнее своих мам участвуют в разговоре. Чувствуется, что их мировосприятие взрослее, чем у наших детей. Они совсем не стесняются чужих взрослых людей. Маша, кстати, даже давала интервью на камеру, когда их только привезли в Сургут.
Маше здесь очень не хватает ее любимого занятия – бисероплетения. Дома осталась большая коробка. Брали же самое необходимое – по сумке на человека, и бисер мама попросила оставить. Сейчас это кропотливое занятие было бы очень ей кстати. Успокаивает хорошо.
На руках у Маши милые фенечки. А мама хвастается ожерельем, которое когда–то сплела ей дочь. Таня всегда его теперь носит на шее.
– Я еще люблю читать. Фэнтези, в основном. Могу страниц 600 за два часа прочесть. Буду пока что читать стихи Пушкина, – делится Маша.
– Это у нее наследственное, от бабушки. У нас дома целая библиотека, – уточняет мама.
Дизайнер или полицейский?
Маша в этом году должна окончить шестой класс. В школу ей хочется, потому что ей вообще–то потом нужно высшее образование. Но этот учебный год получился довольно странным. В Сургуте педагоги пообещали разработать для приезжих детей индивидуальную программу и подтянуть по предметам.
Кстати, Маша подумывала о том, чтобы стать учителем начальных классов. Но… Подустала в этой поездке от такого количества детей вокруг и теперь думает о профессии дизайнера или… полицейского. Хотя вообще–то она хорошо ладит с детьми.
Младшую двоюродную сестренку за два дня научила кататься на велосипеде. У Маши вообще очень много талантов. На окне стоит пластилиновая картина, которую она сделала недавно своими руками. Очень красиво. А еще она увлекается сбором трав.
– Как–то летом пошли с сестрой собирать бузину и прочее, идем обратно. Как начали стрелять – мы в канаву какую–то попадали. У Иры руки чем–то там измазюкались. Лежим, смотрим друг на друга, смеемся от страха и думаем: хоть детям будет что рассказать, – вспоминает Маша.
Дома на улицу они вообще практически не выходили. Страшно. Взрослые не отпускают.
– Я когда иду гулять, мама говорит: «До первой стрельбы!» – спокойно рассказывает подросток.
Стоп!
Эти люди пока что и здесь все время настороже. Маленький Дима как–то услышал громкий стук за стеной и испугался.
– Сын стал кричать: «Мама, стреляют, гранаты полетели, быстрее прячься!» – и я чуть не побежала. А потом думаю: так, стоп! – делится Алла. – А когда мы идем прогуляться в лес, то все время смотрим себе под ноги, чтобы не наступить на мину. И в какой–то момент говорим себе: «Стоп! Это у нас все поля и леса заминированы». Идешь и оглядываешься лишний раз, то ли прирежут, то ли подстрелят. Предупреждающие знаки стоят не всегда. Да и трава с человеческий рост. Не заметишь – и все.
– Как ехать на кладбище, там у нас есть склон. И мы компанией с него любим скатываться на великах, без рук и тормозов. Кладбище бывает, кстати, тоже заминировано. Но нам уже ничего не страшно, – откровенничает Маша.
В Горловке на мине недавно подорвались трое детей. В Донецке на площади есть целая «Аллея ангелов». Там высечены имена и возраст всех погибших в этом военном конфликте детей. Такое там вообще не редкость. Одна из самых страшных историй связана с «Горловской Мадонной». Молодая женщина с младенцем на руках ждала автобус на остановке. Снаряд попал прямо в них.
Ангелы из Югры
Горловка, поселки Зайцево и Комарова – это передовая. Обстреливают – жуть. Людей удивляет, как к ним в самое пекло не боятся приезжать югорчане. Все местные знают Светлану Басову и Эдуарда Логинова. Для них это местные ангелы, которые с подарками, несмотря на обстрел, объезжают детские дома, семьи, привозят артистов.
Людям очень нужна эта поддержка. Гумкорпус поддерживал их во время эвакуации. С ними было не страшно. Так что в Югру люди приехали, как к друзьям. Много хорошего уже слышали раньше.
– Нас так хорошо встретили здесь, тепло. 8 Марта нам букеты подарили, шоколад детям, – благодарят женщины. – Сейчас мы оформляем детей в школу, сдаем анализы, сами встаем на миграционный учет. Может, помогут найти работу.
Горловка – большой город. В нем много поселков, большой пригород. Много заводов. Есть химзавод, машиностроительный, много шахт. Но сейчас уже почти все разбито, и цеха не работают. Дома Татьяна работает на мебельной фабрике. Работа вроде бы и не сложная, но физически непростая и требует аккуратности.
– Вдвоем тяжелые доски носим. Потом руку набиваешь – и нормально. Например, шкаф нужно оклеить материалом с двух сторон. Ювелирная работа такая. Или все обрезать, доделать, после станка зачистить, чтобы придать уже товарный вид.
С одеждой у них все в порядке. Людям дали и теплые сапоги. А еще выдали крем для рук. Руки и губы сильно сохнут – особенности климата. Их зима, не сказать, что теплее, в –15, как здесь в –30. Но влажности больше. И снега может вообще не быть. Так что зима с горками для гостей в диковинку. Под окном как раз образовалась одна такая большая, с которой ребятня катается на санках.
– Если наступит мир, выйду на улицу с шариками. Все время об этом говорю. Надую мно-о-ого шариков и отпущу в небо. Когда военные действия закончатся, вся Горловка съедется и соберется за одним столом. Сядем всем поселком. И будем праздновать… – мечтает Татьяна.
На окнах у них распустились тюльпаны – югорчане подарили при встрече. Желтые букеты для них символ прощания с оружием и опасностью и напоминание о доме. Ведь там, на Родине, в Горловке во дворе раньше всегда росло очень много цветов. Вернутся домой – снова посадят.
Фото: Ирина Швец
