Екатерина Косовских – чуть ли не единственная в Югре женщина-кардиохирург. Она работает в сургутском кардиоцентре, и в объектив журналистов попала на операции со светилом науки из Санкт-Петербурга Рубеном Мовсесяном. Это он впервые рассказал сургутским СМИ, что сложные манипуляции на сердце называют джазом. Хрупкая девушка в операционной – явление в медицине настолько редкое, что даже героиню этого интервью когда-то пытались отговорить от будущей специальности. Но Катя не сдалась.
- Мне про кардиохирургов в детстве рассказала бабушка. Она вернулась из больницы и сказала, что это не люди, а какие-то боги, что они делают сложные операции на сердце и спасают людям жизни. Мне тоже захотелось стать таким человеком. Причем обучение так легко давалось, проблемы были только с тем, что я не мужчина. Женщин в любой хирургии не любят. Когда я поступала, в ординатуре на собеседовании томский профессор очень уговаривал поменять специальность, пока не узнал мое имя. Оно у него имело какие-то счастливые ассоциации, поэтому он одобрил мою кандидатуру.
Гендерный вопрос
Почему к женщинам так предвзяты?
- Потому что быть кардиохирургом - это большой не только физический, но и психоэмоциональный труд. Работа всегда в приоритете, это важнее семьи. Нельзя бросить пациента посреди операции и сказать, что дома кому-то плохо. Ты можешь застрять в операционной на несколько часов. То есть, ты буквально недоступен для всего внешнего мира, до тебя не дозвониться, и на это пойдет не каждая женщина. Считается, что это против материнских инстинктов.
А еще женщины эмоциональные!
- Я знаю не менее эмоциональных мужчин, и все они кардиохирурги. На работе нет места эмоциям, характерам, настроениям. Ты несешь ответственность за человека. За операционным столом нет места женским капризам. Если человек это не поймет и не примет, то он уйдет из профессии. Вообще, хирургия - очень романтизированная профессия. На первом курсе все хотят быть хирургами. Но выпускается из них врачами именно этой специальности процентов пять. И только часть будет действительно работать. Просто так не останешься в хирургии, если ты этим не живешь, потому что отдаешь слишком много себя этому делу.
Насколько физически сложна ваша работа?
- Как у нас всегда спрашивали кардиологи: вот как операция у вас шла 8 часов, и ты 8 часов стоишь, не пьешь, не ешь, не ходишь в туалет? 8 часов – это, конечно, затянувшаяся операция, которая в моей практике случается раз в месяц-два, когда попадаешь на сложного пациента. Максимальная операция, на которой я была, длилась 13 часов. Это еще было в рентген-операционной, поэтому у тебя под стерильным халатом надет свинцовый фартук, который весит порядка 15 килограммов. Когда в Эрмитаже рассказывали истории про красивые платья весом в 15-20 кг, в которых ходили принцессы и фрейлины 17 века, я почувствовала себя принцессой. Еще часто приходится держать руку в одной позиции, когда помогаешь хирургу. На операции есть моменты, когда нужно что-то подержать, это может быть не сильно тяжело в рамках пяти минут. Но когда ты стоишь в таком положении полчаса, мышцам руки тяжело. Попробуйте просто ее вытянуть вперед – отвалится. Потому что двигаться вообще нельзя. А в хирургии чаще всего это еще и неудобная поза. Порой в таких позах на операции стоишь, что сам себе удивляешься. Ну и пациентов в наркозе перекладывать тоже дело нелегкое.
Эстетика хирургии
Сердце красивое?
- Сердце очень красивое. Это самая красивая операция, которая только может быть! Когда я впервые студенткой ее увидела, то обалдела, насколько это красиво. Я была во всех операционных: когда учишься, проходишь всего человека. И хирургия сердца очень красива, особенно, если и хирург красиво ее выполняет… Кстати, доступ к сердцу происходит через кость, через грудину. Эту кость надо сначала распилить, а потом ее зашить. Вот это тоже бывает физически тяжело порой даже мужчинам.
В операционную заходите с какими-то особенными чувствами?
- Помню первый месяц ординатуры и вот это ощущение, что ты полностью стерильный. Сейчас оно стало обыденным – то, что ты моешь руки, обрабатываешь, надеваешь стерильный халат, у тебя есть стерильное поле. Для опытного хирурга это уже обычное состояние, а в первые разы для меня это было чем-то особенным. Ощущение, что ты отделен от всего мира. Что за столом сейчас есть три человека и пространство со стерильным бельем, и больше в твоем мире, пока не закончится операция, нет ничего. Может, я коряво описываю эти особенные чувства? Что ты настолько чистый, что можешь проникнуть в организм человека.
Каково это вообще – держать чужое сердце в руках?
- Сердце никто со своего места не забирает, оно лежит там, где лежит! (смеется) Это расхожая байка. У нас многие пациенты говорят: вот вы мое сердце достанете, прооперируете и потом назад положите. Но никто его доставать не будет. Где лежит - там и будет лежать. Сердце просто запускается по команде хирурга, когда снимается зажим с аорты. Тогда теплая кровь начинает в него поступать, и оно само разгоняется. На это тоже интересно смотреть, и это в первые разы сильно впечатляет. Вообще вся кардиохирургия началась с 50-х годов 20-го века, ей нет еще и ста лет.
Это работает
Такая молодая?
- Еще в 19-м веке русский хирург сказал, что хирург, который прикоснется к сердцу, должен быть опозорен всеми своими коллегами, потому что он дурной. И к сердцу никто не прикасался до 1920-го года. Первое успешное ушивание раны сердца произошло только около ста лет назад - не так давно. Так что это особенное направление в медицине. Понимание, насколько ты приближен к чему-то особенному, надевает небольшую корону на голову кардиохирурга, ведь это не каждому доступно. Сейчас я стремлюсь набраться как можно больше опыта и перейти к самостоятельным открытым операциям с искусственным кровообращением.
Насколько сейчас у вас уже обширная практика?
- В неделю я бываю в операционной минимум пять дней. Вообще, для оперирующего хирурга я еще довольно молода. Мало кто до 30 лет начинает выполнять самостоятельные операции на сердце в больших объемах. Мне нравится, что хирургия - это самая скорая помощь. Ты пришел, починил и видишь, что это работает, и человек уходит от тебя здоровый. Был случай, что пациент до операции даже сидел и разговаривал с одышкой, а после - стал бегать без одышки. Терапевтическая специальность такого быстрого эффекта не даст.
Как пациенты относятся к кардиохирургам?
- Самая частая фраза у пациентов, хотя я ее не люблю, «Вы для меня боги». Врачи понимают, что они вовсе не боги. Осознаешь ты это, когда кого-то спас, а кого-то нет, а кому-то помог не до конца, а у кого-то случились осложнения. Врач не всесилен. В хирургии я поверила, что есть какой-то элемент высшей силы, может быть, судьбы, который никто не в состоянии преодолеть. Но врач обязательно сделает все, что от него зависит.
Это что-то похожее на чудо…
- У нас один профессор говорил: я каждый день вижу чудо, как в песне Сплина «Мое сердце остановилось, отдышалось немного и снова пошло». Остановка сердца - это смерть. Операция на сердце проводится в момент, когда оно остановлено. Это разработанная технология. И каждый день видишь чудо, когда снимается зажим - и сердце пошло. Оно только что стояло. Было безжизненным, холодным. В него пустили теплую кровь - и оно начало разгоняться и биться.
