Главный хирург Сургутской окружной клинической больницы, заведующий кафедрой хирургических болезней профессор Владимир Дарвин приехал в Сургут из Казахстана уже состоявшимся врачом. Один только перечень регалий и достижений хирурга занял бы как минимум треть газетной страницы. Но именитый специалист выбрал для работы и жизни именно наш город. Почему – он рассказал тележурналисту Эдуарду Иваницкому в одном из интервью цикла «Живое золото Югры», который можно посмотреть на сайте «Сургутской трибуны» stribuna.ru. Расшифровку части этого диалога мы решили опубликовать в сегодняшнем печатном номере «СТ».
О корнях
– Как «Дарвин» появился в Сургуте? Имеете ли вы отношение к известному английскому ученому?
– Мне часто задают этот вопрос, но конкретно на него я никогда не отвечаю. Считаю, что это должно оставаться тайной и загадкой. Скажу только, что есть европейские корни в том числе – немецкие и не только. Но я абсолютно русский человек.
– В чем?
– Во всем. В культуре, образе мышления, в подходах, внутренней сущности. Я русский человек и горжусь этим.
– Почему вы все-таки не уехали в Москву или Питер? Я уверен, что предложений было много.
– Предложения, конечно, были. Но на самом деле мне очень нравится Сургут. Когда мне было лет 40-45, конечно, мне хотелось перебраться в столицу. Но потом это желание прошло: изменилось мировосприятие. Ни к тому же к моменту, когда появилась возможность для переезда, я уже настолько прикипел душой к Сибири, что решиться на это значило отрезать часть себя. В Сургуте я нашел свое место. Больше всего мне нравится коллектив – и в больнице, и в университете. Люди, которые меня окружают. Это, наверное, и есть главная причина, почему я не уехал. Потому что такой коллектив я больше нигде не найду.
– Велика ли разница развития медицины в городах-миллионниках и в Сургуте?
– С моей точки зрения в нашей отрасли – хирургии – разницы никакой. Мы самостоятельно справляемся с хирургическими ситуациями сами. Более того, во время учебы в Германии я тоже не увидел особых отличий по уровню оснащения, технологиям, методикам и так далее. И по уровню подготовки кадров тоже. Мы несколько уступаем в сервисе и последующей реабилитации, но думаю, что компенсируем.
О профессиональной деформации
– Есть такое понятие – профессиональная деформация. У журналистов, как правило, это завышенная самооценка и высокая степень цинизма ко всему происходящему. А как проявляется профдеформация у хирургов? Ведь вы же практически каждый день режете живого человека.
– Поправлю: оперирую. Профессиональная деформация хирурга – с моей точки зрения – возникает тогда, когда он видит в больном не человека, а инструмент для оперативного вмешательства. Когда снижается его степень сочувствия, понимания того, что перед ним такой же человек, как и он сам. К сожалению, профессиональная деформация возникает вне зависимости от того, сколько человек в профессии. У кого-то она проявляется чуть ли ни с первых дней работы.
– Признаюсь: я наоборот считал, что хирург должен быть с холодной головой... Как подтверждение – ему же запрещено оперировать своих родных и близких.
– Это не запрет, а этическая рекомендация. В хирургии много экстремальных ситуаций. И когда на столе лежит твой родной человек, оперативно найти решение гораздо сложнее. Возможно, кто-то из моих коллег придерживается вашей точки зрения. Но скажу о себе: как только мой больной превратится в моих глазах в инструмент реализации профессиональных задач, я уйду из профессии.
О профессиональных ошибках
– За последние 30-50 лет медицина очень сильно развилась с точки зрения технологий. Как изменилась за это же время сама профессия хирурга?
– Период, который мы сейчас переживаем, можно назвать технологическим. Технология играет очень большую роль в диагностике и, соответственно, в лечении. Но, по большому счету, в хирургии мало что изменилось: технические элементы остались теми же, технологии изменились. А интуиция хирургу по-прежнему очень нужна и важна. Это опыт и знания.
– В моем понимании хирург – как сапер. Его профессиональная ошибка стоит жизни – в отличие от ошибок врачей других специальностей, которые еще можно исправить... Какими качествами должен обладать хирург?
– Ошибка хирурга очень дорого стоит. И ее очень сложно поправить, особенно если ее не исправить во время оперативного вмешательства. Главное качество хирурга? Мне кажется, это, как и в любой другой профессии, – любовь к ней. Для меня главное в молодых хирургах – это стремление совершенствоваться. В профессиональном плане я могу простить коллеге незнание, неумение, недостаточное клиническое мышление. Это все пройдет. Но стремление к совершенствованию должно быть. Второе качество – это мануальная техника. Хирург должен работать и головой, и руками. Не секрет, что существует две крайности. Один все знает, но оперирует с осложнениями: не дано, не так руки работают. И наоборот.
– Как пережить ошибку, которая привела к смерти? И остаться в профессии. Вы же проходили этот опыт?
– Да. Не зря говорят, что у каждого хирурга есть свое кладбище. И потом – я длительное время работаю главным инфекционистом, главным хирургом. Это значит, что я лечу наиболее сложных, наиболее тяжелых больных, часть из которых умирает. Каждая ситуация, даже проанализировав которую ты понимаешь, что сделал все возможное (не с точки зрения последующей экспертизы, а своего понимания), – это все равно очень тяжело. Но на самом деле в нашей профессии очень много хорошего: мы получаем очень большую моральную – духовную благодарность от больных. Но, с другой стороны, дается это такой дорогой ценой... Это бессонные ночи, переживания, стрессы, нервы. Все это мы проходим каждый день. И еще. Когда идешь во врачи, ты должен понимать: у тебя есть близкие люди, они будут болеть. Кто-то из них будет болеть очень серьезно, а кто-то – даже неизлечимо. И ты будешь об этом знать. О том, что он проживет всего несколько дней или месяцев. Но как передать это близкому человеку? В такой ситуации врачу гораздо сложнее поддержать надежду у родного человека, чем всем остальным людям.
Алёна Блинова: «Разве можно человеком-пауком растопить сердце ребенка?»
